Граффити.

Граффитчики — это большой геморрой для города в общем и для нашего ресторанчика в частности. Первое, что бросилось в глаза после того, как мы подписали контракт на аренду, это защитные роллеты 4х4 метра размерами. На этом роллете читалась вся жопоболь коммунальных служб вперемешку с приступами вдохновения уличных художников разной степени одаренности.

Бесчисленное количество слоев краски и проступающие под ней художества кагбе намекали нам, что этот бой — вечный. И что характерно — счет всегда за искусством. Поинтересовавшись у хозяина помещения, как часто закрашивают надписи, я понял что надо шота решать. Ибо эта дисциплина Специальной Олимпиады (Специальная Олимпиада — соревнование умственно отсталых. Даже если ты выиграл, то все равно …) созывала участников, как минимум, раз в полгода. А бывало и чаще.

Ну как говорится: «Не можешь победить , , врага — возглавь его.» Было принято решение забацать там граффити. А чтобы не получилось как с Хрущевым и авангардистами в 1962 году, чтобы избежать ненужных инсинуаций и прочей абстрактности, решено было, запилить там надпись «здесь очень вкусно». Потому как реклама — она такая реклама.

Сказано — просто не сделано. Эти граффитчики оказались мутными типами. Телефонов не оставляли. Общались через почту. Они, как только слышали, шо конкретно надо написать — тут же сливались, предчувствуя полицейскую подставу. Не зря, кстати, но за это чуть папизже. Ситуацию осложняло то, что граффитчик должен был быть именитым и почитаемым художником ибо так меньше шансов, что его творение дополнят менее талантливые, но более завистливые конкуренты.

И такой человек нашелся! Вышел из подполья и изготовил эскиз в масштабе. Но телефон до последнего не давал. Договорились за цену в 50 евро, утвердили последние правки в макет и назначили день Х. Кстати, цена в полтос это только за работу. Еще тогда пришлось отслюнявить за краску, которая ваще ниразу не подходила из строймага, а была спенциательно-специальной. Но тут мастер не соврал. Она не выгорала и не облущивалась, как минимум три года, что можно считать лютейшим вином.

В день Х пришел весьма экстравагантного вида молодой человек, имеющий много лишних отверстий прогильзованных металлическими железками в перемешку с татухами на самых неожиданных частях тела. Образ удачно добавляла рэперская бейсболка с прямым козырьком. Не в моих правилах судить о людях по внешнему виду, но откровенно признаться, я удивился от увиденного. Даже не от вида, а от представления, что будет, когда ему будет 60-70 лет. Ознакомившись с размерами холста, этот Бэнкси местного разлива, аж засветился! Но старался виду не подавать, что масштабы работы и полтос еврасов это такое сочетание, от одной мысли о котором, перехватывает дыхание.

Только он разложился, как я тут же прервал его полет фантазии тем, что было бы хорошо сначала подготовить холст к работе. Т.е. ободрать, все что можно отлущить, и обезжирить ацетоном. Художник сник, но согласился с доводами, что без подготовительных работ можно только на заборе слово написать. А такой титанический труд, просто обязан иметь твердую подложку, чтобы остаться в веках и анналах искусства. Повздыхав, мастер переоделся, взял лестницу, и вот тут вскрылся один интересный факт. Среди всех этих отчаянных парней, которые рисуют на самых недоступных местах зданий, мостов, эстакад, свисая на одной руке, или цепляясь одной ногой, и бесстрашно размахивая баллончиком, мне попался художник с боязнью высоты!

Мне пришлось держать ему лестницу, пока он, трясясь от страха, балансировал на уровне двух метров от земли. Я уже думал тормознуть экзекуцию, поскольку стало натурально жалко человека, но тут процесс дошел до ацетона, и все пошло заметно веселее.

Художник, не запариваясь, лил его на тряпку не жалея, как будто у него дядя на ацетоновой фабрике работает, и протирал роллет, ламель за ламелью. Прям после пятой ламели сверху, дело вообще наладилось. Пропала дрожь в ногах, и началась акробатика. Он слез с лестницы, достал мобилу и врубил на ней какой-то рэпчик. Влез назад и продолжил пританцовывая. Охренная штука этот ацетон. Я понял, почему женщины обожают красить ногти. Убедившись, что я ему больше не нужен, я удалился считать гипсокартонные перегородки.

Пока я рассчитывал необходимое количество профилей, дело спорилось. Через сорок пять минут высокое искусство начало обретать вполне реальные формы, но грозило стать неоконченным шедевром. Может быть даже посмертно.

Руководствуясь принципом «Большое видится из далека», мастер, практически после каждого штриха, отходил полюбоваться целостностью экспозиции. Грубо говоря, он кагбе отходил подальше. Но делал это хаотично и непредсказуемо, а главное бесстрашно, поскольку был поглощен своим творением. А вот это «подальше» — это была середина оживленной дороги. И, естественно, водители от такого искусства бессмысленного и беспощадного, бибикали. Я попытался, как мог, вернуть его с небес на землю, вернее не допустить его перемещение на небеса раньше срока. Он, вроде, внял моим увещеванием. Я удалился, но через пятнадцать минут бибиканье возобновилось.

День клонился к закату, роллет уже стал шедевром, оставались последние штрихи. Ацетоном воняло в помещении уже так, что и меня начало подштыривать. И тут, внезапно, заходит мой художник и начинает люто бешено вращать глазами и шептать «Шеф! Все пропало! «, но поскольку и он и я находились под гнетом усталости, коммуникативные функции были не на самой высшей точке эффективности. Я пока врубился, чего он от меня хочет, прошло не менее пяти минут.

Оказалось проблема в следующем. Проезжая мимо нашей картины, какой-то активист решил, шо вот его звездный час, и сейчас он твердой рукой наведет порядок. Он бросил свой корч прямо во втором ряду и с криками «Доколе?!?!?!?», начал шатать лестницу, забирать баллончики, а потом раздухарившись, пытался отпацифиздить тщедушного художника.

Однако мои 120 кг вмиг охладили этого человека с активной гражданской позицией. Вдобавок ко всему, я ему ненавязчиво намекнул, что это кагбе не его дело. Активист обиделся, крики «Доколе?!?!?» стали громче.

Собралась толпа и пробка. В свойственной мне манере воспитания, я ему прозрачно намекнул, что его корч задерживает людей, спешащих домой на ужин. Толпа одобрительно загудела, активист осознав, что проиграл этот раунд переговоров, сел в свое ведро с болтами, и отгоняя его к обочине, нарочито громко начал звонить в полицию. После чего победоносно сверкая глазами заявил, что они выехали и сейчас разберутся.

Подъехал первый экипаж полиции. Остановившись, полицейские вышли из машины, но тут же стопорнулись трезво оценив мои и свои размеры. Далее полицейский худосочного телосложения снял с плеча рацию и что-то пробубнил в матюгальник. Его напарница осталась в машине. Вряд ли дело было в моем физическом превосходстве.

В конце концов, у них есть дубинки и пистолеты, что дает им фору. Да и газовые баллончики с тазерами тоже не располагают к ощущению собственного превосходства. Просто я выглядел не однозначно без смокинга в этот вечер. Я был в одних грязных шортах, поскольку эта ситуация застала меня врасплох, а вокруг меня скакал активист брызгая слюной, и толпа зевак окружала нас плотным кольцом.

Подъехал второй экипаж полиции и полицейский уже сравнимый со мной по габаритам, подошел к нам и предельно вежливо поинтересовался, что происходит. Я вкратце изложил свою версию событий. Полицейский дал отбой первому экипажу и сообщил мне, что граффити это ваще-та хулиганство, но точку в этом деле должен поставить суд.

Я, в свою очередь, парировал это тем, что, я то, как раз, и зарисовываю граффити на вверенном мне, на правах аренды, роллете, строго согласно эскизу, с разрешения собственника помещения. Так, что это не хулиганство, приведение в порядок частной собственности.

Слово «эскиз» заставило его поскучнеть. Он спросил смогу ли я предъявить ему эскиз, договор аренды и какие-нибудь документы, удостоверяющие мою личность? Эскиз вытащил художник, договор и документы вынес я, предварительно надев футболку.

За время моего отсутствия, толпа рассосалась, и что обидно, растворился во мгле этот активист, потому как я имел жгучее желание, в свойственной мне, непринужденной манере, понятно и доходчиво объяснить ему, что такие личности как он, склонны неадекватно оценивать окружающую действительность.

Полицейский почитал договор, сравнил имя с моим документами и совсем погрустнел, как рокер на балете. Уединившись с моими бумагами в своем автомобиле, он вытащит трубу и с кем-то увлеченно беседовал минут семь. После чего вернул документы и сказал, что инцидент исчерпан. Я уточнил, можем ли мы продолжать, полицейский ответил утвердительно и откланялся.

Шедевр закончили быстро и разошлись по домам. Голова гудела от калейдоскопа событий. На следующее утро творец появился с группой почитателей его таланта. Теперь они хором любовались картиной то вблизи, то издалека, хаотично перемещаясь по дороге, как шарики в игровом автомате «пинбол». Эти хождения продолжались еще месяц. Но к концу первой недели я перестал пугаться внешнего вида творческой личности, но, вместе с тем, и перестал выходить здороваться, услышав хаотичное бибиканье. Ну, чтобы мастера не смущать.

Через пару недель, кстати, шедевр подвергся вандализму со стороны каких-то бездарей и завистников, но натура творческая его быстренько восстановила, еще и не взяв с меня ни цента. Правда, у картины был один недостаток. Пока не скажешь, что там написано «здесь очень вкусно» 99% людей вообще не понимало, что это надпись, а не каляки-маляки.